Анна Павловна Павлова родилась 12 февраля (по новому стилю) 1881 года в Петербурге. До сих пор нет достоверных сведений об ее отце. Даже в энциклопедиях отчество Анны дается то Павловна, то Матвеевна. Сама балерина не любила, чтобы ее называли по отчеству, в крайнем случае предпочитала называться Анной Павловной — по фамилии. В восьмидесятые годы прошлого века в театральном архиве Санкт-Петербурга был обнаружен документ, подтверждающий, что Матвей Павлович Павлов был женат на Любови Федоровне — матери Павловой. Документ был датирован 1899 годом. Это означало, что он был жив в то время, когда девушке было уже 18 лет.

Однажды, когда Анна уже стала знаменитой, сын богатого петербургского банкира Полякова говорил, что она его сводная сестра. В упомянутом документе сообщается, что у Любови Федоровны была дочь Анна от другого брака. Но она прежде не была замужем. Потом стало известно, что примерно в 1880 году Любовь Федоровна была в услужении у семьи Поляковых. Внезапно она исчезла, почему — точно не известно, но можно предположить, что это было связано с ее беременностью. Биологическим отцом Анны, вероятно, является богатый банкир Лазарь Поляков. Правда, последний ни рубля не дал на воспитание девочки, и неизвестно о каких-либо контактах в дальнейшем между семьей Поляковых и звездой балета...

В своей автобиографии, написанной в 1912 году, Анна Павлова вспоминала о своем детстве и первых шагах на сцене:

«Первое мое воспоминание — маленький домик в Петербурге, где мы жили вдвоем с матерью...

Мы были очень, очень бедны. Но мама всегда ухитрялась по большим праздникам доставить мне какое-нибудь удовольствие. Раз, когда мне было восемь лет, она объявила, что мы поедем в Мариинский театр. «Вот ты и увидишь волшебниц». Показывали «Спящую красавицу».

С первых же нот оркестра я притихла и вся затрепетала, впервые почувствовав над собой дыхание красоты. Во втором акте толпа мальчиков и девочек танцевала чудесный вальс. «Хотела бы ты так танцевать?» — с улыбкой спросила меня мама. «Нет, я хочу танцевать так, как та красивая дама, что изображает спящую красавицу».

Я люблю вспоминать этот первый вечер в театре, который решил мою участь.

«Мы не можем принять восьмилетнего ребенка, — сказал директор балетной школы, куда привела меня мама, измученная моей настойчивостью. — Приведите ее, когда ей исполнится десять лет».

В течение двух лет ожидания я изнервничалась, стала грустной и задумчивой, мучимая неотвязной мыслью о том, как бы мне поскорее сделаться балериной.

Поступить в Императорскую балетную школу — это все равно, что поступить в монастырь, такая там царит железная дисциплина. Из школы я вышла шестнадцати лет со званием первой танцовщицы. С тех пор я дослужилась до балерины. В России кроме меня только четыре танцовщицы имеют официальное право на этот титул. Мысль попробовать себя на заграничных сценах пришла впервые, когда я читала биографию Тальони. Эта великая итальянка танцевала всюду: и в Париже, и в Лондоне, и в России. Слепок с ее ножки и поныне хранится у нас в Петербурге».

Учеба Павловой в Императорской балетной школе и Мариинский театр

В 1891 г. матери удалось устроить дочь в Императорскую балетную школу, в которой Павлова провела девять лет. Устав школы был по-монастырски суров, однако учили здесь великолепно. В то время Петербургское балетное училище, несомненно, было лучшим в мире. Только тут и сохранялась еще классическая техника балета.
Павловой, полностью поглощенной учебой, хореографическими и музыкальными занятиями, «монастырская» жизнь хореографического училища не казалась тягостной. Беспокоило ее лишь собственное хрупкое сложение, которое не соответствовало принятым в те годы меркам сценической красоты. В то время на балетной сцене блистали итальянские танцовщицы, обладающие отточенной техникой и развитой мускулатурой, дающей им возможность исполнять самые виртуозные элементы. В результате у публики, критиков и самих артистов закрепился образ идеальной балерины как крепко сложенной, с рельефными формами, способной выполнять высокие, мощные прыжки и сложнейшие хореографические задачи. Такой была любимица публики итальянская балерина Леньяни. А Павлова оставалась миниатюрной, хрупкой, с легкой фигуркой. Ее «воздушность» казалась недостатком и ее преподавателям, и ей самой. С большим старанием она принимала прописанный ей рыбий жир, усиленно питалась, чтобы хоть немного исправить свой «недостаток».

К счастью, в старших классах педагогом Павловой стал тот самый Павел Андреевич Гердт, который оценил необычность своей ученицы, ее редкое дарование. Увидев, как Анна старательно выполняет упражнения, которые способствовали развитию силы ног, но совершенно не подходящие ей и могущие повредить ее организму, он постарался переубедить юную танцовщицу: «Предоставьте другим акробатические трюки... То, что Вам кажется Вашим недостатком, на самом деле редкое качество, выделяющее Вас из тысяч других».

Однако еще долго Анна оставалась при своем убеждении в том, что ее технические возможности очень ограничены ее физическими данными. Лишь позже она в полной мере оценила силу собственной индивидуальности, поняв, что изумительная пластика и, самое главное — высочайшая одухотворенность, — делают ее выдающейся, неповторимой балериной.

В 1898 г., будучи ученицей, Павлова выступила в балете «Две звезды», поставленном Пети-па. Уже тогда знатоки отметили какую-то особенную, только ей присущую грацию, удивительную способность поймать в партии поэтическую суть и придать ей свою окраску.

По окончании школы в 1899 г. Павлова сразу была зачислена в труппу Мариинского театра. Ее дебют на сцене Мариинского театра состоялся в 1899 году в балете «Дочь фараона» на музыку Цезаря Пуни в постановке Сен-Жоржа И Петипа. Не имея ни протекции, ни имени, она некоторое время оставалась на вторых ролях. У худенькой, отличавшейся слабым здоровьем танцовщицы обнаружился волевой характер: она привыкла превозмогать себя и даже больной не отказывалась от выступлений на сцене. В 1900 г. в «Пробуждении Флоры» она получила партию Флоры (в роли Аполлона выступал Фокин). Потом ответственные роли стали следовать одна за другой и каждую из них Павлова наполняла особым смыслом. Оставаясь всецело в рамках классической школы, она умела быть поразительно оригинальна и, исполняя старые обыкновенные танцы, превращала их в подлинные шедевры. Петербургская публика вскоре стала отличать молодую талантливую балерину. Мастерство Анны Павловой совершенствовалось год от года, из спектакля в спектакль. Молодая балерина приковывала к себе внимание своей необыкновенной музыкальностью и психологической сдержанностью танца, эмоциональностью и драматизмом, а также еще не раскрытыми творческими возможностями. В каждый новый спектакль балерина вносила много нового, своего.

Вскоре Анна Павлова становится второй, а затем и первой солисткой. В 1902 году Павлова создала совершенно новый образ Никии в «Баядерке», истолковав его в плане высокой трагедии духа. Эта трактовка изменила сценическую жизнь спектакля. То же самое произошло и с образом Жизели, где психологизм трактовки приводил к поэтически просветленному финалу. Зажигательный, бравурный танец ее героинь - Пахиты, Китри — был образцом исполнительского мастерства и стиля.

В начале 1903 года Павлова впервые танцует на сцене Большого театра. Начинается блистательный, но трудный путь Анны Павловой в балете, ее триумфальные выступления в городах Российской Империй.

Индивидуальность балерины, стиль ее танца, парящий прыжок натолкнули ее партнера, будущего знаменитого хореографа М. М. Фокина на создание «Шопенианы» на музыку Ф. Шопена (1907). Это — стилизации в духе изящной ожившей гравюры эпохи романтизма. В этом балете она танцевала мазурку и Седьмой вальс с В. Ф. Нижинским (Юноша). Ее партнер Вацлав Нижинский хотя и танцевал весь академический репертуар ведущих солистов, но все-таки его индивидуальность раскрывалась прежде всего в балетах М. М. Фокина.

Первые зарубежные гастроли Анны Павловой

С 1908 года Анна Павлова начала гастролировать за рубежом.

Вот как Павлова вспоминала о первых гастролях: «Первая поездка была в Ригу. Из Риги мы поехали в Гельсингфорс, Копенгаген, Стокгольм, Прагу и Берлин. Всюду наши гастроли приветствовали как откровения нового искусства.

Жизнь танцовщицы многие представляют себе легкомысленной. Напрасно. Если танцовщица не держит себя в ежовых рукавицах, она не долго протанцует. Ей приходится жертвовать собой своему искусству. Награда ее в том, что ей иной раз удается заставить людей забыть на миг свои огорчения и заботы.

Я поехала с русской балетной труппой в Лейпциг, Прагу и Вену, мы танцевали прелестное «Лебединое озеро» Чайковского. Потом я присоединилась к труппе Дягилева, знакомившего с русским искусством Париж».

Павлова стала главной участницей всех «Русских сезонов» Сергея Дягилева в Париже. Здесь она и получила мировую известность. Она танцевала в балетах: «Павильон Армиды», «Сильфиды» и «Клеопатра» — под такими названиями шли «Шопениана» и «Египетски ночи». Весь этот репертуар Павлова уже исполняла в России. В роскошном ансамбле самых крупных исполнительских дарований, представленных Дягилевым в Париже, Анна занимала одно из первых мест.
Но в «Русских сезонах» Павлова выступала недолго. Ей хотелось творческой свободы.

Первые самостоятельные постановки Анны Павловой

Естественным для Павловой было попробовать ставить самой. Такую попытку она предприняла в 1909 году на спектакле в Суворинском театре в честь 75-летнего юбилея владельца — А. Суворина. Для своего дебюта Павлова выбрала «Ночь» Рубинштейна. Она появилась в белом длинном хитоне с цветами в руках и волосах. Глаза ее загорались, когда она протягивала кому-то свой букет. Гибкие руки то страстно взывали, то пугливо отстранялись. Все вместе превращалось в монолог о безумной страсти. Патетика оправдывалась наивной искренностью чувства. Свободные движения корпуса и рук создавали впечатление импровизации, напоминая о влиянии Дункан. Но и классический танец, включая пальцевую технику, присутствовал, разнообразя и дополняя выразительные жесты. Самостоятельное творчество Павловой было встречено с одобрением. Следующими номерами были «Стрекоза» Ф. Крейслера, «Бабочка» Р. Дриго, «Калифорнийский мак». 
Здесь классический танец соседствовал и переплетался со свободной пластикой. Объединяло их эмоциональное состояние героини.

В 1910 году Анна Павлова ушла из Мариинского театра, создав собственную труппу. Павлова включила в гастрольный репертуар балеты Чайковского и Глазунова, «Тщетную предосторожность», «Жизель», «Коппелию», «Пахиту», интересные концертные номера. Балерина знакомила всех любителей балета с русским искусством. В труппе работали русские балетмейстеры и преимущественно русские танцовщики. С ними она создавала новые хореографические миниатюры, наиболее известные среди которых — «Ночь» и «Вальс-каприз» на музыку А. Рубинштейна и «Стрекоза» на музыку Крейслера.

Со своей труппой Павлова с триумфальным успехом гастролировала во многих странах мира. Она первой открыла русский балет для Америки, где впервые балетные спектакли стали давать полные сборы. 
«...Из Лондона я поехала на гастроли в Америку, где танцевала в 
театре «Метрополитен». Разумеется, я в восторге от приема, устроенного мне американцами. Газеты помещали мои портреты, статьи обо мне, интервью со мной и — надо правду сказать — кучу вздорных выдумок о моей жизни, моих вкусах и взглядах. Я часто хохотала, читая это фантастическое вранье и видя себя тем, чем никогда не была, — чудачкой и необыкновенной женщиной. Сила фантазии американских журналистов прямо изумительна.

Из Нью-Йорка мы ездили в турне по провинции. Это было настоящее триумфальное шествие, но страшно утомительное. Меня звали и на следующий год в Америку, и мне самой хотелось ехать, но у меня положительно не хватает сил на эту скачку через континент — так страшно она разбивает нервы».

Ее гастрольные маршруты пролегали и в Азии, и на Дальнем Востоке. За блестящими выступлениями скрывался тяжелый труд. Вот, например, перечень выступлений труппы Анны Павловой в США в декабре 1914 года: 31 спектакль в разных городах — от Цинциннати до Чикаго, и ни одного дня отдыха. Такая же картина и в Нидерландах в декабре 1927 года: ежедневные спектакли в разных городах — от Роттердама до Гронингена. И лишь один день отдыха — 31 декабря. За 22 года бесконечных турне Павлова проехала на поезде более полумиллиона километров, по приблизительным подсчетам, она дала около 9 тысяч спектаклей. Это был действительно труд на износ.

Был период, когда итальянский мастер Нинолини изготовлял для Анны Павловой в год в среднем две тысячи пар балетных туфель, и ей их едва хватало. 

Кроме чудовищной усталости зарубежные гастроли имели и другие отрицательные последствия. Отношения Павловой с Мариинским театром осложнились из-за финансовых разногласий. Артистка нарушила условия контракта с дирекцией ради выгодной поездки в Америку и вынуждена была выплатить неустойку. Желание дирекции заключить с нею новый контракт наталкивалось на требование вернуть неустойку. Тем не менее, театр был заинтересован в выступлениях балерины. Предпринимались шаги уладить инцидент. По инициативе дирекции в 1913 году Павлова была удостоена почетного звания заслуженной артистки императорских театров и награждена золотой медалью. Дирекция по-прежнему настаивала на том, чтобы Анна выступала только в России. 
Весной 1914 года Павлова последний раз побывала дома. Балерина выступила 31 мая в петербургском Народном доме, 7 июня в Павловском вокзале, 3 июня в Зеркальном театре московского сада «Эрмитаж». Репертуар включал «Умирающего лебедя», «Вакханалию», другие ее миниатюры. Восторженный прием был адресован новой Павловой - международной «звезде», заезжей знаменитости. Маленькой, хрупкой балерине, уже привыкшей к чрезмерно напряженной работе, было 33 года. Это был пятнадцатый сезон в ее театральной карьере, середина ее сценической жизни. 

На родину она больше не вернулась. Но к положению в России Павлова не была безучастна. Она присылала посылки в трудные послереволюционные годы учащимся Петербургской балетной школы, переводила крупные денежные средства голодающим Поволжья, устраивала благотворительные спектакли с целью поддержать бедствующих на родине.

Большая дружба и творческое сотрудничество связывали двух выдающихся мастеров русского балета — Анну Павлову и Михаила Фокина . Она исполняла главные партии во многих его балетах: «Виноградная лоза» А. Рубинштейна, «Шопениана», «Египетские ночи» и др. В результате творческого союза Павловой и Фокина были созданы произведения, где танец подчинен духовно-выразительным задачам. Так появились «Шопениана» и «Лебедь» на музыку К. Сен-Санса, которые стали поэтическим символом русской хореографии.
Специально для труппы Павловой Михаил Фокин поставил «Прелюды» на музыку Ф. Листа и «Семь дочерей горного царя» на музыку К. Спендиарова.

Маленькая передвижная труппа, конечно, не могла соперничать с Мариинским театром ни исполнительским составом, ни музыкальной культурой, ни оформлением. Утраты были неизбежны и весьма ощутимы, особенно при обращении к академическому репертуару. Павлова в подобных переделках обращалась с музыкой бесцеремонно — меняла темпы, тембровые краски, купировала номера и вставляла музыку других композиторов. Единственный критерий был важен для нее — будить ее творческую фантазию. И балерине в силу таланта нередко удавалось в какой-то мере преодолеть явные нелепости музыкального материала. 

Все это подметил опытным взглядом побывавший на одном из выс­туплений балерины известный танцовщик дягилевской труппы Сергей Лифарь:

«Парижский сезон 1924 года был особенно богатым и блестящим в музыкальном и театральном отношениях, — сколько мне позволяли мои бедные средства, я не пропускал ни одного интересного концерта, ни одного интересного спектакля и жил этим, жадно впитывая в себя все впечатления. Одним из самых сильных и значительных парижских впечатлений был спектакль Анны Павловой.

Когда появилась на сцене Анна Павлова, мне показалось, что я еще никогда в жизни не видел ничего подобного той не человеческой, а божественной красоте и легкости, совершенно невесомой воздушности и грации, «порхливости», какие явила Анна Павлова. С первой минуты я был потрясен и покорен простотой, легкостью ее пластики: никаких фуэте, никаких виртуозных фокусов — только красота и только воздушное скольжение — такое легкое, как будто ей не нужно было делать никаких усилий, как будто она была божественно, моцартовски одарена и ничего не прибавляла к этому самому легкому и самому прекрасному дару. Я увидел в Анне Павловой не танцовщицу, а ее гения, склонился перед этим божественным гением и первые минуты не мог рассуждать, не мог, не смел видеть никаких недостатков, никаких недочетов — я увидел откровение неба и не был на земле... Но в течение спектакля я бывал то на небе, то на земле: то божественные жесты Анны Павловой заставляли меня трепетать от благоговейного восторга, то минутами я видел в ее игре-танце какую-то неуместную излишнюю игривость, что-то от кривлянья, что-то от дешевки, и такие места неприятно коробили. 
В антракте в фойе я встретил Дягилева — где бы я ни бывал этою весною, я всюду его встречал — и на его вопрос, как мне понравилась Анна Павлова, мог только восторженно-растерянно пролепетать: — Божественно! Гениально! Прекрасно!». Да Сергею Павловичу не нужно было и спрашивать моего мнения — оно было написано на моем лице. Но ни Дягилеву, ни кому другому я не решался говорить о моем двойственном впечатлении, о том, что некоторые места мне показались дешевыми и надувательскими. Я уверен был, что все меня засмеют и скажут, что я ничего не понимаю и богохульничаю. Впоследствии я убедился, что я не один богохульничаю — богохульничал и Дягилев, который много мне рассказывал об Анне Павловой».

Анна Павловна Павлова родилась 12 февраля (по новому стилю) 1881 года в Петербурге. До сих пор нет достоверных сведений об ее отце. Даже в энциклопедиях отчество Анны дается то Павловна, то Матвеевна. Сама балерина не любила, чтобы ее называли по отчеству, в крайнем случае предпочитала называться Анной Павловной — по фамилии. В восьмидесятые годы прошлого века в театральном архиве Санкт-Петербурга был обнаружен документ, подтверждающий, что Матвей Павлович Павлов был женат на Любови Федоровне — матери Павловой. Документ был датирован 1899 годом. Это означало, что он был жив в то время, когда девушке было уже 18 лет.

Однажды, когда Анна уже стала знаменитой, сын богатого петербургского банкира Полякова говорил, что она его сводная сестра. В упомянутом документе сообщается, что у Любови Федоровны была дочь Анна от другого брака. Но она прежде не была замужем. Потом стало известно, что примерно в 1880 году Любовь Федоровна была в услужении у семьи Поляковых. Внезапно она исчезла, почему — точно не известно, но можно предположить, что это было связано с ее беременностью. Биологическим отцом Анны, вероятно, является богатый банкир Лазарь Поляков. Правда, последний ни рубля не дал на воспитание девочки, и неизвестно о каких-либо контактах в дальнейшем между семьей Поляковых и звездой балета...

В своей автобиографии, написанной в 1912 году, Анна Павлова вспоминала о своем детстве и первых шагах на сцене:

«Первое мое воспоминание — маленький домик в Петербурге, где мы жили вдвоем с матерью...

Мы были очень, очень бедны. Но мама всегда ухитрялась по большим праздникам доставить мне какое-нибудь удовольствие. Раз, когда мне было восемь лет, она объявила, что мы поедем в Мариинский театр. «Вот ты и увидишь волшебниц». Показывали «Спящую красавицу».

С первых же нот оркестра я притихла и вся затрепетала, впервые почувствовав над собой дыхание красоты. Во втором акте толпа мальчиков и девочек танцевала чудесный вальс. «Хотела бы ты так танцевать?» — с улыбкой спросила меня мама. «Нет, я хочу танцевать так, как та красивая дама, что изображает спящую красавицу».

Я люблю вспоминать этот первый вечер в театре, который решил мою участь.

«Мы не можем принять восьмилетнего ребенка, — сказал директор балетной школы, куда привела меня мама, измученная моей настойчивостью. — Приведите ее, когда ей исполнится десять лет».

В течение двух лет ожидания я изнервничалась, стала грустной и задумчивой, мучимая неотвязной мыслью о том, как бы мне поскорее сделаться балериной.

Поступить в Императорскую балетную школу — это все равно, что поступить в монастырь, такая там царит железная дисциплина. Из школы я вышла шестнадцати лет со званием первой танцовщицы. С тех пор я дослужилась до балерины. В России кроме меня только четыре танцовщицы имеют официальное право на этот титул. Мысль попробовать себя на заграничных сценах пришла впервые, когда я читала биографию Тальони. Эта великая итальянка танцевала всюду: и в Париже, и в Лондоне, и в России. Слепок с ее ножки и поныне хранится у нас в Петербурге». 

Учеба Павловой в Императорской балетной школе и Мариинский театр

В 1891 г. матери удалось устроить дочь в Императорскую балетную школу, в которой Павлова провела девять лет. Устав школы был по-монастырски суров, однако учили здесь великолепно. В то время Петербургское балетное училище, несомненно, было лучшим в мире. Только тут и сохранялась еще классическая техника балета.

Павловой, полностью поглощенной учебой, хореографическими и музыкальными занятиями, «монастырская» жизнь хореографического училища не казалась тягостной. Беспокоило ее лишь собственное хрупкое сложение, которое не соответствовало принятым в те годы меркам сценической красоты. В то время на балетной сцене блистали итальянские танцовщицы, обладающие отточенной техникой и развитой мускулатурой, дающей им возможность исполнять самые виртуозные элементы. В результате у публики, критиков и самих артистов закрепился образ идеальной балерины как крепко сложенной, с рельефными формами, способной выполнять высокие, мощные прыжки и сложнейшие хореографические задачи. Такой была любимица публики итальянская балерина Леньяни. А Павлова оставалась миниатюрной, хрупкой, с легкой фигуркой. Ее «воздушность» казалась недостатком и ее преподавателям, и ей самой. С большим старанием она принимала прописанный ей рыбий жир, усиленно питалась, чтобы хоть немного исправить свой «недостаток».

К счастью, в старших классах педагогом Павловой стал тот самый Павел Андреевич Гердт, который оценил необычность своей ученицы, ее редкое дарование. Увидев, как Анна старательно выполняет упражнения, которые способствовали развитию силы ног, но совершенно не подходящие ей и могущие повредить ее организму, он постарался переубедить юную танцовщицу: «Предоставьте другим акробатические трюки... То, что Вам кажется Вашим недостатком, на самом деле редкое качество, выделяющее Вас из тысяч других».

Однако еще долго Анна оставалась при своем убеждении в том, что ее технические возможности очень ограничены ее физическими данными. Лишь позже она в полной мере оценила силу собственной индивидуальности, поняв, что изумительная пластика и, самое главное — высочайшая одухотворенность, — делают ее выдающейся, неповторимой балериной.

В 1898 г., будучи ученицей, Павлова выступила в балете «Две звезды», поставленном Пети-па. Уже тогда знатоки отметили какую-то особенную, только ей присущую грацию, удивительную способность поймать в партии поэтическую суть и придать ей свою окраску.

По окончании школы в 1899 г. Павлова сразу была зачислена в труппу Мариинского театра. Ее дебют на сцене Мариинского театра состоялся в 1899 году в балете «Дочь фараона» на музыку Цезаря Пуни в постановке Сен-Жоржа И Петипа. Не имея ни протекции, ни имени, она некоторое время оставалась на вторых ролях. У худенькой, отличавшейся слабым здоровьем танцовщицы обнаружился волевой характер: она привыкла превозмогать себя и даже больной не отказывалась от выступлений на сцене. В 1900 г. в «Пробуждении Флоры» она получила партию Флоры (в роли Аполлона выступал Фокин). Потом ответственные роли стали следовать одна за другой и каждую из них Павлова наполняла особым смыслом. Оставаясь всецело в рамках классической школы, она умела быть поразительно оригинальна и, исполняя старые обыкновенные танцы, превращала их в подлинные шедевры. Петербургская публика вскоре стала отличать молодую талантливую балерину. Мастерство Анны Павловой совершенствовалось год от года, из спектакля в спектакль. Молодая балерина приковывала к себе внимание своей необыкновенной музыкальностью и психологической сдержанностью танца, эмоциональностью и драматизмом, а также еще не раскрытыми творческими возможностями. В каждый новый спектакль балерина вносила много нового, своего.

Вскоре Анна Павлова становится второй, а затем и первой солисткой. В 1902 году Павлова создала совершенно новый образ Никии в «Баядерке», истолковав его в плане высокой трагедии духа. Эта трактовка изменила сценическую жизнь спектакля. То же самое произошло и с образом Жизели, где психологизм трактовки приводил к поэтически просветленному финалу. Зажигательный, бравурный танец ее героинь - Пахиты, Китри — был образцом исполнительского мастерства и стиля.

В начале 1903 года Павлова впервые танцует на сцене Большого театра. Начинается блистательный, но трудный путь Анны Павловой в балете, ее триумфальные выступления в городах Российской Империй.

Индивидуальность балерины, стиль ее танца, парящий прыжок натолкнули ее партнера, будущего знаменитого хореографа М. М. Фокина на создание «Шопенианы» на музыку Ф. Шопена (1907). Это — стилизации в духе изящной ожившей гравюры эпохи романтизма. В этом балете она танцевала мазурку и Седьмой вальс с В. Ф. Нижинским (Юноша). Ее партнер Вацлав Нижинский хотя и танцевал весь академический репертуар ведущих солистов, но все-таки его индивидуальность раскрывалась прежде всего в балетах М. М. Фокина.

Первые зарубежные гастроли Анны Павловой

С 1908 года Анна Павлова начала гастролировать за рубежом.

Вот как Павлова вспоминала о первых гастролях: «Первая поездка была в Ригу. Из Риги мы поехали в Гельсингфорс, Копенгаген, Стокгольм, Прагу и Берлин. Всюду наши гастроли приветствовали как откровения нового искусства.

Жизнь танцовщицы многие представляют себе легкомысленной. Напрасно. Если танцовщица не держит себя в ежовых рукавицах, она не долго протанцует. Ей приходится жертвовать собой своему искусству. Награда ее в том, что ей иной раз удается заставить людей забыть на миг свои огорчения и заботы.

Я поехала с русской балетной труппой в Лейпциг, Прагу и Вену, мы танцевали прелестное «Лебединое озеро» Чайковского. Потом я присоединилась к труппе Дягилева, знакомившего с русским искусством Париж».

Павлова стала главной участницей всех «Русских сезонов» Сергея Дягилева в Париже. Здесь она и получила мировую известность. Она танцевала в балетах: «Павильон Армиды», «Сильфиды» и «Клеопатра» — под такими названиями шли «Шопениана» и «Египетски ночи». Весь этот репертуар Павлова уже исполняла в России. В роскошном ансамбле самых крупных исполнительских дарований, представленных Дягилевым в Париже, Анна занимала одно из первых мест.

Но в «Русских сезонах» Павлова выступала недолго. Ей хотелось творческой свободы.

Первые самостоятельные постановки Анны Павловой

Естественным для Павловой было попробовать ставить самой. Такую попытку она предприняла в 1909 году на спектакле в Суворинском театре в честь 75-летнего юбилея владельца — А. Суворина. Для своего дебюта Павлова выбрала «Ночь» Рубинштейна. Она появилась в белом длинном хитоне с цветами в руках и волосах. Глаза ее загорались, когда она протягивала кому-то свой букет. Гибкие руки то страстно взывали, то пугливо отстранялись. Все вместе превращалось в монолог о безумной страсти. Патетика оправдывалась наивной искренностью чувства. Свободные движения корпуса и рук создавали впечатление импровизации, напоминая о влиянии Дункан. Но и классический танец, включая пальцевую технику, присутствовал, разнообразя и дополняя выразительные жесты. Самостоятельное творчество Павловой было встречено с одобрением. Следующими номерами были «Стрекоза» Ф. Крейслера, «Бабочка» Р. Дриго, «Калифорнийский мак». 

Здесь классический танец соседствовал и переплетался со свободной пластикой. Объединяло их эмоциональное состояние героини.

В 1910 году Анна Павлова ушла из Мариинского театра, создав собственную труппу. Павлова включила в гастрольный репертуар балеты Чайковского и Глазунова, «Тщетную предосторожность», «Жизель», «Коппелию», «Пахиту», интересные концертные номера. Балерина знакомила всех любителей балета с русским искусством. В труппе работали русские балетмейстеры и преимущественно русские танцовщики. С ними она создавала новые хореографические миниатюры, наиболее известные среди которых — «Ночь» и «Вальс-каприз» на музыку А. Рубинштейна и «Стрекоза» на музыку Крейслера.

Со своей труппой Павлова с триумфальным успехом гастролировала во многих странах мира. Она первой открыла русский балет для Америки, где впервые балетные спектакли стали давать полные сборы. 

«...Из Лондона я поехала на гастроли в Америку, где танцевала в 

театре «Метрополитен». Разумеется, я в восторге от приема, устроенного мне американцами. Газеты помещали мои портреты, статьи обо мне, интервью со мной и — надо правду сказать — кучу вздорных выдумок о моей жизни, моих вкусах и взглядах. Я часто хохотала, читая это фантастическое вранье и видя себя тем, чем никогда не была, — чудачкой и необыкновенной женщиной. Сила фантазии американских журналистов прямо изумительна.

Из Нью-Йорка мы ездили в турне по провинции. Это было настоящее триумфальное шествие, но страшно утомительное. Меня звали и на следующий год в Америку, и мне самой хотелось ехать, но у меня положительно не хватает сил на эту скачку через континент — так страшно она разбивает нервы».

Ее гастрольные маршруты пролегали и в Азии, и на Дальнем Востоке. За блестящими выступлениями скрывался тяжелый труд. Вот, например, перечень выступлений труппы Анны Павловой в США в декабре 1914 года: 31 спектакль в разных городах — от Цинциннати до Чикаго, и ни одного дня отдыха. Такая же картина и в Нидерландах в декабре 1927 года: ежедневные спектакли в разных городах — от Роттердама до Гронингена. И лишь один день отдыха — 31 декабря. За 22 года бесконечных турне Павлова проехала на поезде более полумиллиона километров, по приблизительным подсчетам, она дала около 9 тысяч спектаклей. Это был действительно труд на износ.

Был период, когда итальянский мастер Нинолини изготовлял для Анны Павловой в год в среднем две тысячи пар балетных туфель, и ей их едва хватало.

Кроме чудовищной усталости зарубежные гастроли имели и другие отрицательные последствия. Отношения Павловой с Мариинским театром осложнились из-за финансовых разногласий. Артистка нарушила условия контракта с дирекцией ради выгодной поездки в Америку и вынуждена была выплатить неустойку. Желание дирекции заключить с нею новый контракт наталкивалось на требование вернуть неустойку. Тем не менее, театр был заинтересован в выступлениях балерины. Предпринимались шаги уладить инцидент. По инициативе дирекции в 1913 году Павлова была удостоена почетного звания заслуженной артистки императорских театров и награждена золотой медалью. Дирекция по-прежнему настаивала на том, чтобы Анна выступала только в России. 

Весной 1914 года Павлова последний раз побывала дома. Балерина выступила 31 мая в петербургском Народном доме, 7 июня в Павловском вокзале, 3 июня в Зеркальном театре московского сада «Эрмитаж». Репертуар включал «Умирающего лебедя», «Вакханалию», другие ее миниатюры. Восторженный прием был адресован новой Павловой - международной «звезде», заезжей знаменитости. Маленькой, хрупкой балерине, уже привыкшей к чрезмерно напряженной работе, было 33 года. Это был пятнадцатый сезон в ее театральной карьере, середина ее сценической жизни.

На родину она больше не вернулась. Но к положению в России Павлова не была безучастна. Она присылала посылки в трудные послереволюционные годы учащимся Петербургской балетной школы, переводила крупные денежные средства голодающим Поволжья, устраивала благотворительные спектакли с целью поддержать бедствующих на родине.

Большая дружба и творческое сотрудничество связывали двух выдающихся мастеров русского балета — Анну Павлову и Михаила Фокина . Она исполняла главные партии во многих его балетах: «Виноградная лоза» А. Рубинштейна, «Шопениана», «Египетские ночи» и др. В результате творческого союза Павловой и Фокина были созданы произведения, где танец подчинен духовно-выразительным задачам. Так появились «Шопениана» и «Лебедь» на музыку К. Сен-Санса, которые стали поэтическим символом русской хореографии.

Специально для труппы Павловой Михаил Фокин поставил «Прелюды» на музыку Ф. Листа и «Семь дочерей горного царя» на музыку К. Спендиарова.

Маленькая передвижная труппа, конечно, не могла соперничать с Мариинским театром ни исполнительским составом, ни музыкальной культурой, ни оформлением. Утраты были неизбежны и весьма ощутимы, особенно при обращении к академическому репертуару. Павлова в подобных переделках обращалась с музыкой бесцеремонно — меняла темпы, тембровые краски, купировала номера и вставляла музыку других композиторов. Единственный критерий был важен для нее — будить ее творческую фантазию. И балерине в силу таланта нередко удавалось в какой-то мере преодолеть явные нелепости музыкального материала.

Все это подметил опытным взглядом побывавший на одном из выступлений балерины известный танцовщик дягилевской труппы Сергей Лифарь:

«Парижский сезон 1924 года был особенно богатым и блестящим в музыкальном и театральном отношениях, — сколько мне позволяли мои бедные средства, я не пропускал ни одного интересного концерта, ни одного интересного спектакля и жил этим, жадно впитывая в себя все впечатления. Одним из самых сильных и значительных парижских впечатлений был спектакль Анны Павловой.

Когда появилась на сцене Анна Павлова, мне показалось, что я еще никогда в жизни не видел ничего подобного той не человеческой, а божественной красоте и легкости, совершенно невесомой воздушности и грации, «порхливости», какие явила Анна Павлова. С первой минуты я был потрясен и покорен простотой, легкостью ее пластики: никаких фуэте, никаких виртуозных фокусов — только красота и только воздушное скольжение — такое легкое, как будто ей не нужно было делать никаких усилий, как будто она была божественно, моцартовски одарена и ничего не прибавляла к этому самому легкому и самому прекрасному дару. Я увидел в Анне Павловой не танцовщицу, а ее гения, склонился перед этим божественным гением и первые минуты не мог рассуждать, не мог, не смел видеть никаких недостатков, никаких недочетов — я увидел откровение неба и не был на земле... Но в течение спектакля я бывал то на небе, то на земле: то божественные жесты Анны Павловой заставляли меня трепетать от благоговейного восторга, то минутами я видел в ее игре-танце какую-то неуместную излишнюю игривость, что-то от кривлянья, что-то от дешевки, и такие места неприятно коробили. 

В антракте в фойе я встретил Дягилева — где бы я ни бывал этою весною, я всюду его встречал — и на его вопрос, как мне понравилась Анна Павлова, мог только восторженно-растерянно пролепетать: — Божественно! Гениально! Прекрасно!». Да Сергею Павловичу не нужно было и спрашивать моего мнения — оно было написано на моем лице. Но ни Дягилеву, ни кому другому я не решался говорить о моем двойственном впечатлении, о том, что некоторые места мне показались дешевыми и надувательскими. Я уверен был, что все меня засмеют и скажут, что я ничего не понимаю и богохульничаю. Впоследствии я убедился, что я не один богохульничаю — богохульничал и Дягилев, который много мне рассказывал об Анне Павловой».

Личная жизнь Анны Павловой

Личная жизнь балерины складывалась непросто. Впрочем, Анна Павлова считала это естественным:

«Теперь я хочу ответить на вопрос, который мне часто предлагают: почему я не выхожу замуж. Ответ очень простой. Истинная артистка подобно монахине, не вправе вести жизнь, желанную для большинства женщин. Она не может обременять себя заботами о семье и о хозяйстве и не должна требовать от жизни тихого семейного счастья, которое дается большинству. 

Я вижу, что жизнь моя представляет собой единое целое. Преследовать безостановочно одну и ту же цель — в этом тайна успеха. А что такое успех? Мне кажется, он не в аплодисментах толпы, а скорее в том удовлетворении, которое получаешь от приближения к совершенству. Когда-то я думала, что успех — это счастье. Я ошибалась. Счастье — мотылек, который чарует на миг и улетает». 

Павлова связала свою жизнь с Виктором Дандре. Человеком весьма противоречивым. Дандре — горный инженер, в 1910 году был обвинен властями Петербурга в растрате средств, выделенных на строительство Охтинского моста. Анне Павловой пришлось поспешить ему на выручку и заплатить немалую сумму, чтобы его освободить. Несмотря на подписку о невыезде, Дандре после этого бежал из России и многие годы жил без паспорта. 

Вместе с тем Дандре был одним из самых способных импресарио своего времени, который впервые понял могущество прессы. Он постоянно устраивал пресс-конференции, приглашал фоторепортеров и газетчиков на выступления Павловой, давал многочисленные интервью, связанные с ее жизнью и творчеством. Например, прекрасно обыгрывал сюжеты, навеянные романтическим образом «Лебедя». Сохранилось множество фотографий, запечатлевших Анну Павлову на берегу озера, по зеркальной глади которого скользят прекрасные белоснежные птицы. Такой водоем был и в ее поместье «Айви-хаус» в Англии. Там действительно жили лебеди, а один из них по кличке Джек был любимцем Анны Павловой. Он не забывал свою хозяйку, когда та была в длительных поездках. Широко известна фотография Анны с лебедем на коленях, его голова доверчиво лежит у нее на плече. Фото выполнено известным фотографом Лафайеттом, которого Дандре специально пригласил на съемки. 

Но именно Дандре и старался выжать все возможное из мировой славы балерины, организуя бесконечные и весьма напряженные гастроли, не щадя ее здоровья. В конечном счете непосильная нагрузка и привела, видимо, к ее безвременной кончине... 

Последние дни жизни Анны Павловой

17 января 1931 года знаменитая балерина прибыла на гастроли Нидерланды, где ее хорошо знали и любили. В честь «русского Лебедя, голландцы, славящиеся своими цветами, вывели особый сорт белоснежных тюльпанов и назвали их «Анна Павлова». До сих пор на выставках цветов можно полюбоваться их изысканной красотой. С большим букетом этих цветов Анну встречал на вокзале голландский импресарио Эрнст Краусс. Но балерина чувствовала себя плохо и сразу направилась в «Отель дез Энд», где ей был отведен «Японский салон» со спальней, который впоследствии и получил название «Салон Анны Павловой». Судя по всему, артистка сильно простудилась во время поездки поездом по зимней Франции. Более того, как выяснилось, ночной поезд, которым она ехала из Англии в Париж, столкнулся с грузовым составом. Упавший кофр сильно ударил ее по ребрам. Только близким подругам Анна рассказала об этом происшествии, хотя на боль жаловалась многим. 

В гостиницу был срочно вызван врач, который обнаружил у балерины острый плеврит. Королева Нидерландов Вильгельмина прислала Павловой личного врача де Йонга. Осмотрев ее, он пришел к следующему заключению: «Мадам, у вас плеврит. Необходима операция. Я посоветовал бы удалить одно ребро, чтобы было легче отсосать жидкость». В ответ на это Дандре воскликнул: «Как же так! Ведь она же не сможет завтра танцевать!». Действительно, по всей Гааге были расклеены афиши, извещавшие, что «19 января состоится последнее в Нидерландах выступление величайшей балерины нашего времени Анны Павловой с ее большим балетом». Затем предстояло длительное турне по Северной и Латинской Америке, Дальнему Востоку. Но этому не суждено было сбыться. 

Дандре решил пригласить другого врача. Телеграммой был срочно вызван из Парижа врач Залевский, который раньше уже лечил Анну. А балерине становилось все хуже. Видимо, тогда и родилась легенда об «умирающем лебеде», которую приводит в своих мемуарах Виктор Дандре. Анна Павлова, уверяет мемуарист, любой ценой хотела еще раз выйти на сцену. «Принесите мне мой костюм лебедя», — сказала она. Это якобы были ее последние слова...

Однако действительность была куда более прозаичной и трагичной. Об этом рассказывали служанка Анны Павловой Маргерит Летьенн, врачи, бывшие у ее постели. Они вспоминают, что балерина пригласила к себе некоторых участниц своей труппы и давала им указания, считая, что, несмотря на ее болезнь, спектакли должны состояться, особенно в Бельгии для нужд Красного Креста. Потом ей стало хуже. Все, кроме служанки, удалились из комнаты. Анна, кивнув на дорогое платье, недавно купленное в Париже у известного кутюрье, сказала Маргерит: «Лучше бы я потратила эти деньги на моих детей». Она имела в виду детей-сирот, которые уже давно жили на ее средства в одном из особняков. После этого больная впала в кому. Прибывший Залевский с помощью дренажной трубки попытался еще откачать жидкость из плевры и легких, но все было напрасно. Анна больше не приходила в сознание. Полагают, что в ночь с 22 на 23 января 1931 года она умерла от острого заражения крови, занесенного недостаточно хорошо продезинфицированной дренажной трубкой...

После смерти Павловой

Русская колония в Париже хотела, чтобы Павлову похоронили на кладбище Пер-Лашез, где ей можно было бы поставить прекрасный памятник. Но Дандре высказался за то, чтобы Анну кремировали. Во время гастролей в Индии она была зачарована индийскими погребальными церемониями, во время которых тело усопшего сжигается на погребальном костре. Она заметила близким, что хотела бы, чтобы ее кремировали. «Так позже будет легче возвратить мой прах в дорогую Россию», — будто бы сказала она. Дандре обсудил этот вопрос с импресарио Крауссом, и они решили посоветоваться с главой русской православной церкви в Гааге священником Розановым, ведь по церковным канонам полагаются только похороны на кладбище. Учитывая ситуацию, священник не возражал против кремации...

Виктор Дандре, несмотря на все его уверения, не был официальным мужем Анны Павловой, хотя об этом говорится в его завещании и урна с его прахом установлена рядом с урной Анны. Сама она никогда и называла его своим мужем, у них не было общего банковского счета. После смерти Анны Дандре заявил было свои претензии на «Аини хаус». Когда же мать балерины, отвергая эти посягательства, подала на него в суд, Дандре не смог предъявить никаких свидетельств о браке, ни свадебных фотографий, ссылаясь на то, что документы не сохранились после революции в России. Адвокат напомнил тогда, что ранее он говорил о заключении брака с Павловой в Америке. Но и здесь Дандре не смог представить документов и даже назвать место свадьбы. Процесс он проиграл, и ему пришлось покинуть «Айви-хаус». 

Был ли Дандре мужем Анны Павловой или нет, но в его завещании текст которого приводится в книге, говорится: «Я поручаю моим поверенным купить ниши 5791 и 3797 в крематории «Гоулдерс Грин» в качестве места для урн, содержащих мой прах и прах моей любимой жены Анны, известной как Анна Павлова. Я даю полномочия моим поверенным дать согласие на перенос праха моей жены и, если они сочтут возможным, также и моего праха в Россию, если когда-нибудь русское правительство или правительство любой крупной российской провинции будет добиваться переноса и даст моим поверенным удовлетворительные заверения в том, что прах Анны Павловой получит должные честь и уважение». 

Легенда о великой русской балерине Анне Павловой

Павлова уникальна. Она не имела громких званий, не оставила ни последователей, ни школы. После ее смерти была распущена ее труппа, распродано имущество. Осталась только легенда о великой русской балерине Анне Павловой, именем которой названы призы и международные премии. Ей посвящены художественные и документальные фильмы («Анна Павлова», 1983 и 1985). Французский балетмейстер Р. Пети поставил балет «Моя Павлова» на сборную музыку. Номера ее репертуара танцуют ведущие балерины мира. А павловский «Умирающий лебедь» увековечен в исполнении Галины Улановой, Ивет Шовире, Майи Плисецкой.

Источник: http://www.bestpeopleofrussia.ru/persona/anna-pavlova/bio