О всем том, что и составляет ее жизнь: о работе, профессии, семье она рассказала газете «Труд» 21 февраля, в свой день рождения.  Одна из самых известных и любимых народом актрис российского кино, звезда фильма «Москва слезам не верит» (премия Оскар)  Вера Алентова — человек нешумной репутации, в светских хрониках не мелькает, пустячных разговоров избегает. Тем интереснее ее суждения о вещах действительно значимых.

 — Вера Валентиновна, еще до знаменитого фильма «Москва слезам не верит» у вас была успешная телевизионная картина «Такая короткая долгая жизнь». Поскольку юбилей предполагает некое подведение итогов, у меня к вам философский вопрос: все-таки жизнь — она короткая или длинная?

— Сначала насчет итогов. Когда 80-летнего Сомерсета Моэма спросили, совершал ли он в жизни ошибки, он ответил: да, я совершил одну ошибку, когда к 60-летию написал книгу «Подводя итоги». Так что c подведением итогов повременим. А жизнь — да, она и долгая, и короткая одновременно. Батюшки, не успела оглянуться, а юбилей серьезный грянул. И дочь вон взрослая. А ведь, кажется, я сама недавно выходила замуж:

— Кстати, юбилей как будете отмечать?

— На сцене. Искренне считаю, что когда актер играет в свой день рождения, это для него праздник. Накануне юбилея я отыграла подряд пять своих любимых спектаклей, а шестой — премьера этого сезона «Любовь. Письма». Этот спектакль был специально поставлен к моему юбилею. Это такой подарок мне от театра, от мужа и партнера по этому спектаклю Владимира Меньшова и от нашей дочери Юли, которая его поставила.

— О спектакле мы еще поговорим. А начнем с истоков. В одном вашем интервью я встретил такую формулу от Немировича-Данченко: чтобы актеру состояться, нужны три составляющие — талант, работоспособность и везение. Из этой триады чего в вашей жизни было больше?

— Про свой талант мне говорить было бы, согласитесь, несколько странно. Если он есть, лучше пусть другие об этом скажут. А вот трудолюбия мне не занимать. Даже если я в творческом простое, все равно придумываю себе занятие: готовлю, допустим, поэтическую программу. Но мои занятия могут и не относиться к области чистого искусства. Пять лет назад у нас с Меньшовым наконец появилась дача, мы ее украшали, придумывали с помощью дизайнера интерьер: Это тоже, согласитесь, творчество.

Что до везения, то оно много значит в нашем деле. В нужный момент оказаться в нужном месте — эта формула не зря кем-то придумана. После Школы-студии МХАТ я должна была оказаться во МХАТе, в котором, наивно полагала я, с моим появлением начнется новая эра. Но по ряду причин я во МХАТ не попала. Зато оказалась в Театре имени Пушкина, казалось бы, совершенно случайном для меня театре. Но на деле это обернулось неслыханным везением. Попав в Театр Пушкина, я сразу получила главные роли, а хорошие роли, основанные на драматургии Шоу, Пристли, Шиллера, Островского, актера воспитывают. Потому что одно дело — выходить на сцену с репликой «кушать подано», а другое — участвовать в спектаклях, скажем так, с длинным дыханием. В итоге в Театре Пушкина я стала тем, кем стала. И прожила ту жизнь, какую прожила. И эта жизнь мне по душе.

— Но популярными актеров делает кино...

— И здесь, считаю, тоже не обошлось без везения. Это сегодня кажется, что фильм «Москва слезам не верит» неотделим от меня. А тогда для Меньшова это была всего вторая картина. Не тот случай, чтобы он мог заявить: «Я хочу, чтобы снималась Алентова». При киностудии был худсовет, актеров утверждал «Мосфильм», а не Меньшов. Володя приглашал на роль Кати Тихомировой и известных, и неизвестных артисток. Я была среди неизвестных, поскольку после «Такой короткой долгой жизни» — при всей моей любви к этой ленте — звездой все-таки не проснулась. Среди известных были Ирина Купченко и Маргарита Терехова — прекрасные, любимые народом и мосфильмовским начальством актрисы. Если бы роль досталась одной из них, это было бы в высшей степени справедливо. Но Ирине Купченко, помнится, не понравился сценарий. А Терехова в это время снималась в Одессе, она играла Миледи в «Трех мушкетерах». И я соревновалась с такими же неизвестными актрисами, как сама. В честном бою я добыла этот подарок судьбы. Что это, как не везение? Его было немало в моей жизни.

— Скажите, Катю Тихомирову лепили с себя?

— Знак абсолютного равенства между собой и Катей я бы ставить не стала. Она девочка из простой семьи, я — актерский ребенок. Мама не брала меня за кулисы, считая, что дети должны быть в театре только на детских представлениях. Тем не менее у нас была совершенно другая атмосфера в семье, чем у экранной Кати. У меня четыре поколения по линии мамы — священнослужители. Дед был доктором. Сама я тоже собиралась стать врачом. Но не поступила — получила тройку по английскому языку, хотя в школе училась хорошо. Тайно показалась в местном театре. Меня взяли актрисой во вспомогательный состав. Тут мама властно сказала: «Никакой самодеятельности. Хочешь быть артисткой, на следующий год поступай в Москве. А сейчас иди работать». И я попала на меланжевый комбинат. Хотя пыталась устроиться на работу в аптеку, на почту. Но никто не хотел связываться с несовершеннолетней — таким, как я, по закону полагалось работать всего четыре часа в день. А на меланжевый комбинат меня взяли. Это единственное, что нас роднит с Катей.

— Тем не менее я напомню читателям некоторые факты из вашей биографии. Итак, девочка, родившаяся в провинциальном Котласе, приехала поступать в Москву, прошла через трудный быт общаги при театре, оказалась в какое-то время одна с ребенком на руках:

— И тем не менее ничего общего, поверьте мне. Дело же не во внешних совпадениях, а в разности характеров. Тут журналисты одного телеканала тоже достаточно настойчиво пытались подверстать мою жизнь под Катю. Но не подверстывается никак. Вот скажите, вы коренной москвич?

— Нет, я не москвич.

— Вот видите. Вы не москвич. Общежитие, говорите вы? А вы разве не жили в общежитии?

— Жил.

— Но вы же не Катя Тихомирова. Когда мне говорят, что я ваяла образ из себя, мне хочется ответить: а из кого и чего еще? Я не музыкант, у меня нет под рукой ни пианино, ни скрипки, ни барабана. Все берешь из себя. Так что любая роль — это мой взгляд на мир, моя судьба, мои глаза, моя фигура, мои волосы, моя кожа. В этом смысле Тихомирова — это я.

— Договорились, вы не Тихомирова. А почему вы, скажем, не Быкова, ведь именно такая фамилия была у вашего отца?

— Я Быковой была долго. И начинала в театре как Быкова, хотя фамилия эта мне не нравилась. Когда родилась Юля, мы пошли ее регистрировать, и в загсе я случайно узнала, что, оказывается, фамилию можно поменять. Мне и в голову это не приходило. Папа умер, когда мне было три года, я его почти не помню. И я подумала, что не обижу его, если возьму мамину фамилию.

— Вам понравилось, как она звучит?

— Если бы у мамы была кошмарная фамилия, может, я бы осталась Быковой. Как в старом анекдоте: была Быковой, стала Козловой — чем лучше? Но поскольку у мамы фамилия красивая, грех было этим не воспользоваться.

— Откуда такая редкая фамилия?

— Я и сама до недавнего времени не знала тайну происхождения своей фамилии. Но дотошные телевизионщики, готовя передачу к юбилею, стали раскапывать мою родословную. Оказалось, что слово «алетея» восходит к древнегреческому и означает «истина». Афродита Алентия в Библии встречается 120 раз. Раз мои предки были священнослужителями, скорее всего, фамилия идет оттуда.

— Вы как-то сказали: нет профессии лучше актерской. Вы и сегодня в этом убеждены?

— Да, это лучшая профессия на свете. Уверена: она божьей природы. Говорят, раньше актеров хоронили за церковной оградой. Мол, лицедей проживет много жизней, а это грех. Но сейчас отношение к актерской профессии со стороны церкви изменилось. А почему она для меня божья? В наш жесткий техногенный век пробудить в человеке живую эмоцию — это только хорошей книге и хорошему актеру доступно.

— Что дарит вам наибольшую радость в профессии?

— Сердечная отдача со стороны зрителей, которые приходят в зал, которые порой пишут удивительные письма, что фильм или спектакль перевернул их жизнь. Когда роль не получается, думаешь: боже мой, мы взрослые люди, а занимаемся какой-то ерундой — заучиваем чужие слова, бьемся над их смыслом, ссоримся. А приходит такое письмо, и понимаешь: как хорошо, что ты с чистым сердцем и душой занимаешься этим делом. Театральные актеры мало получают, они ничего не могут ни украсть, ни продать, кроме собственной реплики. Так что люди театра — святые люди.

— Но, наверное, у вашей профессии есть свои издержки. Например, в вашей с Меньшовым семье всего один ребенок.

— Думаю, это не имеет отношения к профессии. У Юли, например, два ребенка. При этом она успешная актриса и много работает. Что касается нас с Меньшовым, то мы очень долго весьма скромно жили. А точнее, едва сводили концы с концами. И нам было не до второго ребенка. Хотя говорят, что когда Бог дает ребенка, то он дает и на ребенка. Это верно. Но у Юли с самого начала была возможность снять отдельную квартиру, пригласить няню, и это избавляло от многих бытовых проблем.

— К издержкам профессии я бы отнес и необходимость для актрисы обнажаться в кадре. В вашей фильмографии есть «рискованные» сцены. Вам они легко давались?

— Нынешние молодые актрисы относятся к этому легко. Для актрис моего поколения это оказалось проблемой. В фильме «Москва слезам не верит» я появлялась полуобнаженной, и даже это для меня было непростым испытанием. Ведь долгое время считалось, что у нас секса нет. Во всяком случае на экране. А тут он откуда-то взялся. И когда много позже в «Зависти богов» нужно было снять настоящую эротическую сцену, никто — ни режиссер Меньшов, ни оператор Алисов, ни мы с моим партнером Толей Лобоцким — не знал, как это сделать. Мы все-таки были иначе воспитаны. Со всеми плюсами и минусами этого воспитания.

— Продолжая тему, позвольте детский вопрос. А что значит поцеловаться в кадре с партнером, особенно когда неподалеку, за камерой, стоит ваш муж?

— Не имеет значения, сидит Меньшов в съемочном павильоне или не сидит. Важно, где в момент экранного поцелуя находится твое сердце. Так что все эти разговоры, что между влюбленными по сценарию партнерами пробегает искра, что у них неизбежно завязываются романы, — это ерунда. Поцелуй в кадре ровным счетом ничего для меня не значит. Это как пожать кому-то руку на прощание.

— Скажите, репетируя в театре, вы видите только свою роль или весь спектакль целиком? Мне кажется, у вас в крови тоже присутствует режиссерская генетика.

— К сожалению или к счастью, вы ошибаетесь. Я актриса в чистом виде. В отличие от мужа или дочери. Юля еще девочкой отличалась тем, что у нее присутствовал режиссерский взгляд на вещи. Я, приступая к репетициям, вижу только свою роль. И лишь к концу работы начинаю разглядывать все остальное. Режиссер отличается от актера тем, что он творит свой мир. Он видит этот мир, людей, которые его населяют. Мне это не дано. Хотя: Три года назад мы с Меньшовым набрали актерско-режиссерский курс во ВГИКе, вместе с ребятами сейчас репетируем отрывки. Пока я разрабатываю актерскую составляющую. Но ведь надо будет ставить с ними дипломный спектакль. Так что, может быть, еще и научусь. Придется научиться.

— А почему Юля, обладая с юных лет режиссерским мышлением, так долго шла к своему дебюту? И почему вы ее к этому не подтолкнули?

— Я не думала, что ее потянет в эту сторону. Она ведь по образованию актриса, и актриса успешная. Но выяснилось, что ее давно влекло к режиссуре. Когда-то у Юли была телепрограмма «Я сама», где она была и продюсером, и ведущей. Этот опыт тоже оказался нелишним. Уметь организовать производство не всем дано. В конце концов она решила рискнуть, поставив со мной и Володей спектакль.

— Работать с вами ей было легче?

— Намного тяжелее. Мы трудно работали над этим спектаклем. Володя все время волновался и нервничал: это не так, то не эдак. А характеры у нас троих, надо сказать, волевые, мощные. Сказать «не так» Юле — это не значит услышать в ответ: «Да, не так, а скажите как». В итоге Юля сделала все так, как хотела, как считала нужным. И Володя в итоге спектакль принял. Но найти общий язык во время работы было очень сложно.

— А что, Меньшов — строптивый актер, он навязывает постановщику свою режиссерскую волю?

— Как ни странно, я никогда с ним вместе не снималась. Но знаю от него, что на съемочной площадке он актер послушный. Но поскольку для Юли это был дебют, он очень переживал, что она все делает неправильно, что нас ожидает провал. Он мощный и очень органичный актер бытового плана. А Юля нашла необычную театральную форму — форму писем. Например, люди в нашем спектакле во время диалога даже не смотрят друг на друга. Я в театре с младых ногтей, жизнь подбрасывала мне разные сценические формы. И я такой стиль быстрее приняла. А Володе это казалось диким. И он старался Юле помочь, как он это понимал. А лучший способ помочь — не влезать в чужой творческий процесс.

— Вы сказали, что у вас троих волевые характеры. Искры летят?

— Иногда летят. Но именно оттого, что у нас такие крутые характеры, мы научились с уважением относиться друг к другу. И даже к собаке, которая у нас была. Володя никогда носа не совал в мои театральные дела. Я никогда — в его киношные. Мы с Володей никогда — в Юлины телевизионные. Но если иногда мы все-таки ссоримся, то ссоримся громко, каждый доказывает свою правоту. Я когда-то сказала про нас: мы итальянская семья. Теперь так часто встречаю это выражение в глянцевой прессе, что стало понятно: шумные споры в творческих семьях — частое явление.

— Скажите, Юля повторила вашу судьбу, разведясь, а потом сойдясь со своим мужем Игорем Гординым, как это ранее было и у вас с Меньшовым?

— Как я могу об этом судить? По факту — да, повторила. А почему у нее так произошло? Может, там совсем другие причины для этого были. А Юля не из тех людей, чтобы плакаться мне в жилетку. Часто считают, что раз ты мама, то можешь в семье дочери с ногами поселиться. Но это точно не про меня. Я хорошая, идеальная теща — в том смысле, что я совсем не влезаю в жизнь их семьи. Поэтому момент их разрыва и воссоединения мне так же неизвестен, как и всем остальным.

— Теща из вас, как мы выяснили, хорошая. А бабушка?

— Что понимать под словами «хорошая бабушка»? Вот говорят, что внуков любят больше, чем детей. Но я люблю их так же, как Юлю. Просто когда росла Юля, на мне было больше ответственности. Я должна была ее воспитать так, как считала необходимым. А моих внуков должна воспитать их мама — Юля. Ответственность у бабушки в этом смысле гораздо меньше. У меня только есть возможность их любить. Но видимся мы с внуками мало, потому что я много работаю. И всегда виделись мало. Со старшим мальчиком еще иногда ездила отдыхать летом. А с Тасенькой уже не ездила. И это интересным образом отразилось на наших отношениях. Андрюшке я могу сказать что угодно, могла даже шлепнуть его, хотя сейчас он юноша, ему 14 лет, а девочка, когда была маленькой, называла меня на «вы». Представляете, до какой степени мы редко виделись. Так что, наверное, бабушка я плохая.

— А как вам само слово «бабушка»? Не напрягает?

— Внуки меня бабушкой не называют, называют Верой. Хотя моя мама хотела, чтобы Юля называла ее бабушкой. Но в моем представлении бабушка — это что-то очень старенькое, в платочке, как бабушка из сказок.

— Говорят, вы любите фразу «Мне 39 лет — и не больше»...

— Это Патрик Кэмпбелл, английская актриса, говорила: «Мне 39 лет — и ни минутой больше». И до определенного возраста это, конечно, так. А потом наступает момент, когда приходится принять тот факт, что тебе немного больше. Но мне действительно всегда нравилась эта фраза. И сегодня она мне нравится ничуть не меньше.

Интервью опубликовано в газете "Труд"