Музыка Константина Листова, стихи Алексея Суркова. Песня «В землянке», по сути, о любви. И о разлуке, принесенной войной. Она - гимн подвигу. Лиричный, трогательный. Правдивый, потому что основан на реальной фронтовой истории.

Песня «Бьется в тесной печурке огонь» родилась в конце ноября 1941 года после одного очень трудного дня меня фронтового дня под Истрой, вспоминал поэт Алексей Сурков. 27 ноября мы, корреспонденты газеты Западного фронта «Красноармейская правда», и группа работников Политуправления Западного фронта прибыли в 9-ю гвардейскую стрелковую дивизию, чтобы поздравить ее бойцов и командиров с только что присвоенным им гвардейским званием, написать о боевых делах героев. Во второй половине дня, миновав командный пункт дивизии, мы проскочили на грузовике на КП 258-го (22-го гвардейского) стрелкового полка этой дивизии, который располагался в деревне Кашино. Это было как раз в тот момент, когда немецкие танки, пройдя лощиной у деревни Дарны, отрезали командный пункт полка от батальонов… Отрезанным от своих командиров и корреспондентам пришлось прорываться под обстрелом минометов. А когда они были в безопасности, выяснилось, что пробивались они по минному полю. Достаточно было одному человеку задеть усик мины, чтобы все взлетели в воздух…

На фотографии Алексей Александрович Сурков.

«Под впечатлением пережитого за этот день под Истрой я написал письмо жене, которая жила тогда на Каме, - вспоминает Алексей Сурков. В нем было шестнадцать «домашних» стихотворных строк, которые я не собирался публиковать, а тем более передавать кому-либо для написания музыки…

Стихи мои «Бьется в тесной печурке огонь» так бы и остались частью письма, если бы в феврале 1942 года не приехал в Москву из эвакуации, не пришел в нашу фронтовую редакцию композитор Константин Листов и не стал бы просить «что-нибудь, на что можно написать песню». И тут я на счастье, вспомнил о стихах, написанных домой, разыскал их в блокноте и, переписав начисто, отдал Листову, будучи абсолютно уверенным, в том, что хотя я свою совесть и очистил, но песни из этого лирического стихотворения не выйдет. Листов пробежал глазами по строчкам, промычал что-то неопределенное и ушел. Ушел, и все забылось. Но через неделю композитор вновь появился у нас в редакции, попросил у фоторепортера Михаила Савина гитару и спел свою новую песню, назвав ее «В землянке».

Все свободные от работы «в номер», затаив дыхание, прослушали песню. Всем показалось, что песня получилась. Листов ушел. А вечером Миша Савин после ужина попросил у меня текст и, аккомпанируя на гитаре, исполнил песню. И сразу стало ясно, что песня «пойдет», если мелодия ее заполнилась с первого исполнения.

Песня действительно «пошла». По всем фронтам – от Севастополя до Ленинграда и Полярного. Некоторым блюстителям фронтовой нравственности показалось, что строки: «… до тебя мне дойти нелегко, а до смерти - четыре шага» - упадочнические, разоружающие. Просили и даже требовали, чтобы про смерть вычеркнули или отодвинули ее дальше от окопа. Но мне жаль было менять слова – они очень точно передавали то, что было пережито, прочувствованно там, в бою, да и портить песню было уже поздно, она «пошла». А, как известно, «из песни слова не выкинешь».

О том, что с песней «мудрят», дознались воюющие люди. В моем беспорядочном армейском архиве есть письмо, подписанное шестью гвардейцами-танкистами. Сказав, доброе слово по адресу песни и ее авторов, танкисты пишут, что слышали, будто кому-то не нравится строчка «до смерти четыре шага».

Гвардейцы высказали такое едкое пожелание: «Напишите вы для этих людей, что до смерти четыре тысячи английских миль, а нам оставьте так, как есть, - мы–то ведь знаем, сколько шагов до нее, до смерти».

Источник: Газета «Союзное вече» №24-25 (114-115) 22-28 июня 2006 г.

Dim lights Embed Embed this video on your site

В землянке

Бьется в тесной печурке огонь,

На поленьях смола, как слеза,

И поет мне в землянке гармонь

Про улыбку твою и глаза.

Про тебя мне шептали кусты

В белоснежных полях под Москвой.

Я хочу, чтобы слышала ты,

Как тоскует мой голос живой.

Ты сейчас далеко-далеко.

Между нами снега и снега.

До тебя мне дойти нелегко,

А до смерти — четыре шага.

Пой, гармоника, вьюге назло,

Заплутавшее счастье зови.

Мне в холодной землянке тепло

От моей негасимой любви.